Организованные Комитетом ГД по законодательству и продолжавшиеся три дня (9, 16 и 23 апреля) парламентские слушания по проекту Уголовно-процессуального кодекса РФ, подтвердили известное: проект, подготовленный временной рабочей группой под руководством депутата Елены Мизулиной, концептуально не выдержан и технически не доработан, его положительные моменты, направленные на установление состязательности процесса, полностью обессмысливаются принципиальными и неисправимыми недостатками, большинство из которых закреплено в первоначальной редакции, принятой Думой второго созыва 6 июня 1996 года. Говорят, что проект почти никого не устраивает. Да, на слушаниях бранили его сильно. Но, несмотря на это, вероятность его принятия весьма велика.

Мизулина с группой работают, засучив рукава, с намерением представить свой вариант на второе чтение уже 24 мая.

Хотя почти все, знакомые с текстом, хватаются за голову - "как можно принимать такое!" - плановый принцип вполне может сработать: какой-никакой, а новый. И дело даже не в амбициях Мизулиной и председателя Комитета Павла Крашенинникова, не раз заявлявшего, что под его руководством должны быть приняты все новые кодексы. На законодательном поле, особенно в части правовой реформы, вряд ли следует ожидать сегодня других плодов, кроме тех, которые захочет пожать Кремль. А чего хочет Кремль? Видимости судебной реформы. Судебного администрирования. Показать что-то новое Совету Европы, формально удовлетворить требования - судебный арест, судебные обжалования, своевременный допуск адвоката.

При этом власть скорее всего не заинтересована в пересмотре карательной уголовной политики. Поэтому все улучшения и реформы, даже сами по себе правильные, без революционного отношения к цели уголовного процесса, без смены кода, останутся декорацией, за которой будут те же пытки, вонючие переполненные камеры, сверхпродолжительные сроки - и никакой состязательности.

Мизулина мыслит либерально, искренне пытается внести в проект что-то по настоящему новое и смелое. Но при всем ее мужестве - чему примером случившийся на слушаниях поединок этой миниатюрной женщины с огромным, налитым кровью генералом Колесниковым (бывшим руководителем Следственного комитета МВД, а ныне советником генпрокурора) - выигрывает не она, числящая себя по ведомству "юридических диссидентов", а неизменные и непобедимые пока колесниковы. Сама неоднократно повторявшая, что "рабочая группа связана, к сожалению, концепцией первого чтения", Мизулина, согласившись год назад на доработку безнадежно-инквизиционного ведомственного проекта УПК, попала в ловушку - и отчетливо это понимает. Отсюда ее противоречивые заявления: с одной стороны - о приоритете процессуальных прав личности над истиной, которую правоохранительные органы так любят "устанавливать по делу", с другой - о необходимости сделать кодекс таким, чтобы он устраивал прежде всего ведомства ("им ведь его исполнять").

Двусмысленное положение руководителя группы и входящих в нее специалистов (многие из которых - Л.Б.Алексеева, С.Е.Вицин, П.А.Лупинская, И.Л.Петрухин - весьма авторитетны и уважаемы) привело к тому, что авторы так и не вынесли на парламентские слушания доработанный вариант: текст, обсуждавшийся по частям, по частям, в получерновом виде, и выдавался. По ходу выяснялось, что те или иные положения, горячо кем-нибудь оспариваемые, якобы "уже исключены", хотя ораторы читали по тексту, официально им розданному. Последние главы, в том числе и совершенно новые, которых в первом чтении не существовало (в частности, об особенностях уголовного преследования депутатов, судей, прокуроров и других лиц) авторы участникам слушаний так и не представили, что свидетельствовало о незавершенности работы.

Улучшают или нет нововведения проект УПК - как можно принимать во втором, т.е. окончательном (в содержательном смысле) чтении новый кодекс, значительную часть которого, не говоря уже об окончательной редакции, никто, кроме нескольких человек, не видел? На слушаниях высказывались порой противоположные предложения, на основании которых текст, при желании, можно решительным образом переделать. Кто знает, на чем остановится в конце концов группа Мизулиной, распространив текст проекта среди депутатов за три дня до рассмотрения?

Поэтому вариант, предложенный на парламентских слушаниях, анализировать сложно: через месяц появятся новые новеллы. И уже в утвержденном Думой виде. Разбираться в деталях палата вряд ли станет: парламентские слушания продолжались три дня и привлекли внимание максимум 5 - 6 депутатов.

В этой ситуации рассчитывать приходится только на прокуратуру, враждебную мизулинскому проекту. Хотя лобби прокуратуры в Думе весьма ослабло (что показало принятие в первом чтении проекта нового Арбитражно-процессуального кодекса, предусматривающего радикальное ограничение возможностей прокуратуры влиять на арбитражные споры), силовики наверняка рассчитывают добиться понимания у Президента. Известная история с отзывом им в январе с. г. срочных поправок в действующий УПК подтверждает достаточный вес противников правовых перемен. Печально, но в данном случае правозащитники вынуждены стать с ними заодно: ситуационно - не против судебной реформы, конечно, а против нового УПК.

Проблема даже не в тех конкретных рудиментах прошлого, существенных ухудшениях, которые обнаруживаются в тексте, а в том чего в тексте нет.

Нет примирительного правосудия, т.е. концептуального приоритета интересов потерпевшего, который, по проекту, по-прежнему не имеет возможности влиять на результат процесса. Нет примирительного договора и, соответственно, судебного (или хотя бы внесудебного) контроля за его исполнением. Прекращение уголовного дела в связи с примирением с потерпевшим переписано из действующего УПК РСФСР в той же ублюдочной редакции, поставлено в зависимость от воли прокурора, следователя, дознавателя. Примирение по-прежнему допускается только по делам о преступлениях небольшой тяжести и в отношении ранее не судимых. Более того, вред должен быть "заглажен" заблаговременно, что, как правило, невозможно, если обвиняемый содержится в СИЗО (термин о "заглаживании вреда" также перекочевал из действующего кодекса). Более того, примирение становится для потерпевшего себе дороже, так как (и это уже нововведение), в случае примирения, процессуальные издержки могут быть взысканы с обеих сторон.

Нет восстановительного правосудия в отношении несовершеннолетних: ничего принципиально нового в этой части проект не содержит.

Нет гарантий сокращения досудебного заключения: основания взятия под стражу до суда и сроки содержания соответствуют действующим сегодня (с учетом изменений, внесенных в марте 2001 года). Хуже того: хваленый "судебный арест", учитывая поточный метод работы российских судов, безнаказанность и неподотчетность судей, обернется большими бедами. Сравнивать, кто больше сажал - прокуроры или судьи - нам еще придется и вряд ли в пользу последних. Потому что, по проекту, суд решает вопрос о мере пресечения без исследования достаточности доказательств совершения вины, т.е. без предварительной проверки обоснованности подозрения.

Институт отводов, по проекту, также остается бессмысленным и формальным. Отвод, заявленный судье, рассматривает, как и сегодня, тот же судья, что не соответствует ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных. В свою очередь отвод, заявленный прокурору, разрешает не беспристрастный суд, а начальник - вышестоящий прокурор

Потерпевший и свидетель по-прежнему, как в действующем УПК, остаются без вины виноватыми и обязанными судопроизводству. Ничего не совершив и даже пострадав, они не свободны от процессуального принуждения. Их могут, в целях расследования, упечь в психиатрический стационар для проверки вменяемости, даже если они вообще не желают интересоваться данным уголовным делом. А так как пресловутое "установление истины" неизменно остается делом государственной важности, прокурор, по проекту, "уполномочен осуществлять уголовное преследование по делам частно-публичного обвинения <то есть возбуждаемым не иначе как по жалобе потерпевшего - Л.Л.> независимо от волеизъявления потерпевшего".

Проблема гарантий правовой помощи потерпевшим не решена, как это должно следовать из ст. 52 Конституции, гарантирующей государственную защиту прав потерпевших от преступлений и обеспечение им доступа к правосудию.

Какие бы изящные цели не были прописаны в проекте нового УПК в качестве задач уголовного судопроизводства (на первом месте - "защита личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод"), он чужд настоящей состязательности, роль обвинения остается ведущей, самостоятельного полноценного расследования защита вести не вправе, а замена надзорного протеста прокурора "представлением прокурора" все равно не уравнивает его со стороной подсудимого, обращающегося не с "представлением", а всего лишь с жалкой жалобой. Введение же института преюдиции, под которым в данном случае понимается обязательность для суда и органов уголовного преследования других вступивших в законную силу приговоров в части установления обстоятельств, нарушает принцип состязательности, поскольку лишает процесс несущей основы состязательности - доказательственности. Обвинения должно быть доказано в данном процессе, а не в другом, где могли иметь место сговор, оговор, ошибка.

Не имея четко поставленной цели (простой, на самом деле, цели - уйти, наконец, от карательного судопроизводства), авторы проекта, руководимые вроде бы благим намерением разделения процессуальных функций, лишают обвинение права защиты - обвинитель, даже убедившись в невиновности лица, заявлять о ней не вправе, что является следствием догматизма разработчиков, слепо следующих умозрительным моделям.

Но помимо отсутствия по настоящему нового содержания, проект еще и ухудшает условия уголовного процесса по сравнению с УПК РСФСР.

Самым злостным ухудшением является ограничение права на защиту, на свободный выбор защитника по усмотрению подозреваемого, обвиняемого, подсудимого, осужденного. Проект УПК направлен не на защиту граждан, а на защиту корпоративных интересов адвокатуры, стабильности ее доходов. "В качестве защитников допускаются адвокаты, - говорится в статье 53. - Если в уголовном деле не участвует адвокат, то по определению суда или постановлению судьи в качестве защитника в суде может быть допущен один из близких родственников или законных представителей обвиняемого, представитель профессионального союза и других общественных объединений по делам членов этих объединений". Можно иметь хоть десять адвокатов - пожалуйста. Но к общественному защитнику обвиняемый вправе обратиться (и то лишь в суде - не на досудебной стадии) лишь в случае отсутствия адвоката, отказ от которого, даже участвующего в деле по назначению (т.е. формально) в целом ряде случаев не обязателен для дознания, следствия и суда. Так, от адвоката не могут без разрешения ведущего дело лица отказаться несовершеннолетний, инвалид, обвиняемый в особо тяжких преступлениях, а также подсудимый по делу, рассматриваемому судом присяжных. В остальных же случаях, при отсутствии адвоката либо отказе от него, проект допускает в суд одного (!) родственника, а представителя общественного объединения - только по делам членов этих объединений.

Хотя в проекте, розданном на слушаниях, сохранялся институт народных заседателей (хотя и в урезанном виде - по преступлениям, санкция по которым составляет более 6 лет), по итогам слушаний Мизулина объявила, что упразднение суда с участием народных заседателей является вроде как делом решенным. Так, помимо общественных защитников и обвинителей, предлагается к сокращению еще одна форма открытости судопроизводства. Ненависть авторов проекта к общественным объединениям столь велика, что, без всяких видимых объяснений, ликвидирована и мера пресечения - поручительство общественной организации.

С судом присяжных ясности и вовсе нет. Проект, в представленном виде, сокращает его компетенцию (при том что в разных местах об этом говорится по разному), однако, по словам Мизулиной, решение о сохранении существующей сегодня подсудности дел суду присяжных вроде бы принято. Приходится верить. О расширении же категорий дел, подсудных суду присяжных, речь вообще не идет. Территориальное же распространение присяжных будет оговорено, по-видимому, в отдельном законе о введении в действие УПК - какие сроки при этом предполагается установить, неизвестно.

Существенно ограничена и гласность судебного разбирательства. Если по УПК РСФСР закрытое судебное разбирательство проводится, когда это может привести к разглашению государственной тайны, то, по проекту, закрытый процесс судья обязан обеспечить и для защиты коммерческой, а также "иной, охраняемой законом тайны", что приведет, например, к закрытости процессов по ст. 159 УК в отношении создателей финансовых пирамид. Способствовать произволу судей будет и увеличение денежных взысканий, налагаемых судьей на "нарушителей порядка". Если сегодня сумма взыскания составляет от 1/10 до 1/3 МРОТ, то, по проекту, участников процесса можно будет наказывать на 10 МРОТ, а посторонних нарушителей порядка, присутствующих в зале заседания - на все 25 МРОТ, после чего, по мысли разработчиков, общественность за версту не подойдет к дворцам правосудия.

Сохраняются ведомственные формы дознания - командирами воинских частей, начальниками органов уголовно-исполнительной системы. Упразднить хотя бы эти, абсолютно неправовые институты, смелости не хватило.

То же касается и доследования. В прямом смысле в новом кодексе его быть и не может - противное противоречило бы прямому запрету Конституционного Суда. Однако верность тезису "интересы ведомств - превыше всего" привела к созданию многочисленных уловок и уверток, дающих возможность судье, в том числе и по собственной инициативе, вернуть дело прокурору в ходе предварительного слушания "для устранения препятствий к рассмотрению дела судом", например, в случае, если "обвинительное заключение составлено с нарушением требований настоящего Кодекса".

Исключено право суда постановить обвинительный приговор без назначения наказания, если к моменту рассмотрения дела в суде деяние потеряло общественную опасность или лицо, его совершившее, перестало быть общественно опасным. Эта формулировка действующего Кодекса разводила виновность и наказание. Теперь же возможность не назначать наказание при вынесении обвинительного приговора остается у суда только в случае применения амнистии или при зачете осужденному времени досудебного содержания под стражей, что существенно усиливает карательные обязанности суда и лишает его возможности постановить справедливый приговор.

Еще один подарок, преподнесенный авторами проекта прокурорам и судьям - это сокращенное судебное разбирательство и возможность соглашения (сговора) о признании вины, что также приводит к упрощенному судопроизводству. Для убеждения колеблющихся Мизулина даже пригласила на слушания американского эксперта, призванного доказать демократичность такого нововведения на примере США, легализовавших и широко использующих сговор. Чем обернется это заимствование (заимствовали бы что хорошее!) в отечественных условиях, можно себе представить. Очевидно, чтобы вырваться из СИЗО, обвиняемый будет готов оговорить себя, а суд, в свою очередь, опираясь на волю подсудимого, не будет утруждать себя исследованием доказательств. Более того: приговор, постановленный на основании сговора, обжалованию, по проекту, не подлежит, что, хотя и противоречит ст. 50 Конституции, наверняка устроит Верховный Суд, освобождающийся таким образом от рассмотрения бесчисленных жалоб на выбитые и выпытанные показания.

Все вышеизложенное не означает, что проект УПК начисто лишен достоинств в сравнении с действующим: это не так. Но говорить о преимуществах бессмысленно в виду концептуального убожества и неисправимых - на уровне поправок - недостатков проекта. Принимать такой кодекс нельзя. Скорее всего, его невозможно и доработать, учитывая довлеющую концепцию, утвержденную в первом чтении. Однако, отказываясь от такого проекта, начинать надо не с белого листа, а с Модельного УПК, принятого Межпарламентской ассамблеей СНГ 17 февраля 1996 года для государств участников - в том числе, и для России.

Изложенное дает основания рекомендовать неправительственным организациям обращаться в Государственную Думу с требованием вернуть проект УПК к процедуре первого чтения и отклонить. Учитывая необходимость внесения в действующий уголовно-процессуальный закон срочных поправок, направленных на приведение его в соответствие с постановлениями Конституционного Суда, основными конституционными положениями, следует призвать депутатов незамедлительно (до летних каникул) принять в первом чтении проект федерального закона "О внесении изменений и дополнений в УПК РСФСР", внесенный депутатом Сергеем Поповым, содержащий необходимый минимум исправлений, что даст возможность и время для принятия нового прогрессивного УПК РФ.

Обращения следует направлять на имя председателя Комитета Государственной Думы по законодательству Павла Владимировича Крашенинникова.

"Законотворческий процесс в Государственной Думе" двадцать шестой выпуск (апрель 2001 года) 16 мая 2001 года